Возвращаясь из роддома, я упрямо пытался разгадать, что за чувство такое набухает внутри. Нужно было срочно его оприходовать, записать в гроссбух памяти – это первое чувство, что просыпалось в трезвеющем после роддомовской лихорадки сердце. Отрезанная светом фонарей от чернильной ночи дорога была пуста. Время от времени из пустоты вылетали грозные ночные автомобили, и я подымался на тротуар, уступая им их законную территорию. Я долго не хотел себе в этом сознаваться, но чувство, которое я наконец опознал внутри, было стыд.*******:namespace prefix = o ns = "urn:schemas-microsoft-comfficeffice" /><o></o> Иногда я забывал вовремя отойти на тротуар. Автомобили, шумные демоны с горящими глазищами, проносились в опасной близости, пугая, выражая недовольство наглым пешеходам.<o></o> Глупо – вместо его прекрасной скукоженной физиономии и болтающейся ниже коленок пуповины я вспоминал, как за два часа до чуда торопливо совал деньги в белые кармашки, как искал сумку жены, украденную кем-то прямо из приемной, как анестезиолог, которому я ничего не успел положить в карман, выгнал меня из родильной комнаты, не дав налюбоваться новеньким, благим матом орущим сыночком.<o></o> Напряжение последних месяцев схлынуло, и внутри, смяв так и не развернувшихся толком бабочек радости, хозяйничал тупой беспощадный стыд. Мне прежде приходилось «давать», «отстегивать», «подмазывать», но я никогда не испытывал по этому поводу такого жесткого приступа стыда. Вдруг я понял: как было не разболеться совестью, когда в жизни моей, меняя в ней все, заполняя новым ослепительным смыслом, появился ангел. У этого ангела моя фамилия. Он – мой. Он лежит, завернутый в казенное клетчатое одеяло, привыкает к нашему миру. Рядом с ним никак нельзя оставаться прежним, привыкшим к компромиссам, готовым сдаться на выгодных условиях.<o></o> Через неделю я написал ему письмо. Странно сейчас его перечитывать. Спустя 7 лет бумага пожелтела, и я успел забыть, как выглядит мой почерк, поскольку больше не пишу от руки. Изменился ли я сам? Пожалуй, перестал использовать восклицательные знаки в тех местах, где как мне кажется, читающий должен разделить со мной пик моего чувства.<o></o> «Когда ты родился, мне было 29 лет и я уверял себя, что 29 лет – это еще только начало. Знаешь, мне было стыдно перед тобой за тот мир, в который мы тебя родили. Безумные улицы. Пустоголовые мальчишки и их пустоголовые девочки. Вотчина потомков Шариковых – они везде: платят нам зарплату, кривляются в телевизоре, лечат нас и правят нами, судят нас и хоронят. Было беспокойно. Я начал тревожиться загодя: как бы так изловчиться – огородить, уберечь, не отдавать! Когда ты родился, душа моя будто забеременела. С каждым днем все явственней улавливал я внутри какие-то странные шевеления – что-то новое росло, набирало вес. Новое, непривычное отношение ко всему окружающему… Я пробовал назвать это – и получилось: ответственность. Раз уж мы позвали тебя сюда, нам и отвечать перед тобой за все. За все. Спи сынок, не волнуйся. Какой ты у меня красивый, когда плачешь. К тому времени, как ты вырастишь, я что-нибудь придумаю. Я постараюсь победить шариковых. Не знаю – как. Не знаю, получится ли. Но обещаю: я буду очень стараться – теперь когда ты родился».<o></o> Перечитываю – и увы, понимаю, что сегодня мало что исправил бы в том письме.<o></o> Как часто мы забываем, что наши дети рождаются ангелами. Мы меняем их под себя, приспосабливаем под давно разонравившийся нам мир. Учим «не связываться с дураками», «слушаться старших» только потому, что они – старшие. Странная мотивировка. Позже она перерастет в покорность вышестоящему «шарикову». Зачем убеждать, если можно заставить – мы и власть в своей стране строим именно так.<o></o> Мы декларируем перед своими детьми заученные постулаты хорошего поведения, но ведем себя, мягко говоря, иначе. Вы ни разу не нарывались на вопрос: «Папа, мама, а вы разве учились по-другому?».<o></o> Трудно выучить ангела жить в своем мире. Единственное, в чем мы преуспели: рано или поздно они станут как мы. У них отпадут их невидимые крылья, они забудут вкус неба. Нужно ли им такое обучение?<o></o> Он говорит мне:<o></o> - Папа, у нас в садике есть девочка Надя. Она правильно отвечает на занятиях, ее всегда хвалят. А Соня всегда балуется и на занятиях плохо отвечает, бьет мальчиков по голове. А почему тогда мне больше нравиться Соня?<o></o> Я, конечно, говорю ему умные взрослые фразы, но лишь помогаю ему сформулировать на нашем языке то, что он знает сам: так действует любовь, вопреки логике, не подстраиваясь, а подстраивая под себя.<o></o> А может, и нам нужно иначе – по другой логике? Рождая ангела, самому становиться ангелом, вспомнить все те случаи, когда удавалось подняться над собой, нарушить трусливые земные законы. Поползновения у нас есть – не от того ли, говоря о своем ребенке, используем местоимение «мы»: мы уже ходим в школу, у нас зуб прорезался? Хотим хоть как-то примазаться к ангельскому естеству младенца. Остается лишь разрешить себе это в полной мере – и действовать. И быть героем, говоря земным языком. Не бояться связываться с дураками, не слушать старших просто так. Менять не своих детей, а мир, в который мы их пригласили.<o></o> Мужики, рождая ребенка, давайте готовить себя к подвигу – как наши жены готовят себя к родам. Наверняка каждый может найти дело, в котором сумеет совершить подвиг. Представляете, как все могло бы обернуться, если бы мы понимали своё отцовство?<o></o> Но сегодня иначе. Сегодня детство – это то, что требует защиты. Как мог бы каждый родитель отпраздновать День защиты детей? Защитить его от: самозабвенно матерящихся на лавочке мужиков, от заливистой ксенофобии в газетах, от преподавателя русского языка, говорящего «ложьте ваши тетради», от самого себя, вернувшегося с работы в плохом настроении. Видите, никак не обойтись без геройства, когда речь идет о детях.<o></o> - Папа, - он борется с набегающими слезами, - я придумал, как помирить вас с мамой. Просто поцелуйтесь и скажите, что не обижаетесь.<o></o> Куда там – учить его чему-то.<o></o> Вчера мы с ним играли. Высыпали пластмассовые фигурки на диван, он стал расставлять их, деля на три лагеря: «Это Зло, это Добро, а это люди». Люди почему-то оставались пассивными наблюдателями в затеявшейся битве. А ведь я чуть было не отказался от этой игры ради выпуска новостей. Вряд ли выпуск новостей обогатил бы меня чем-нибудь. Новости не становятся новее. Который год все тот же расклад: Зло, Добро, а посередине мы, люди. А все-таки, пока рядом живут ангелы с нашей фамилией, есть шанс, научиться у них главному.<o></o> Я возвращаюсь вечером домой, раздумывая, как сейчас спрошу сыночка, сколько страниц он сегодня прочитал. Если окажется, что мало, буду его ругать и обзывать лентяем.<o></o> - Папа, - кричит он мне в домофон. – Это ты? Я тебя люблю!<o></o> Но забывает нажать на кнопку, чтобы открыть подъездную дверь, - главное-то он сделал, высказал, что хотел. Рядом стоит хмурая усталая соседка – она всегда хмурая и усталая. Вдруг она улыбается – и я понимаю, что зря я думал про нее, что она грымза.<o></o> Июнь 2006 года. Денис Гуцко. Брошюра "Ангелы с нашей фамилией" Библ. "Огонек", изд. "Терра" М.2008г.
мне тоже понравилось, потому и не поленился перепечатать. Сижу вот и думаю, может тоже письмо сыну написать, ему 2 года... Вот и не хочется совсем голос повышать и говорить тупо "нельзя", хочется объяснить...
да, дети - это ангелы! Они чисты и наивны, но становится реально страшно за них, глядя на этот мир, т.к. понимаешь, им придется тут жить. И ведь правда именно эти Шариковы отрывают ангельские крылья и пачкают души. И не надо громких слов, что бы сделать мир лучше, надо начать с самого себя